В кресле у открытой дверцы печи кто-то сидел, он-то и говорил этим мерзким каркающим голосом. Илья медленно подошел и заглянул за высокую спинку кресла…

В кресле сидела девочка лет десяти, на руке у нее была надета кукла. Это был тот самый Петрушка, которого Илья спас из пламени, тот самый, который уже много лет приходил к нему в снах, с выдвигающимся языком, со злым лицом карлика… Тот самый, мучивший его изнутри многие годы.

Петрушка вдруг поднял на Илью лицо.

— А кто это пр-ришел?! — мерзко спросил он, губы его были измазаны чем-то красным.

Илья был вне себя от ненависти, страха… Да, вот сейчас он был маленьким и не мог причинить Илье вреда, как там в колодце. Но это все равно был он, тот самый Петрушка — злодей и убийца, только пока маленький и слабый, но он вырастет и тогда… Тогда он будет мучить и убивать уже не игрушки, а людей — они будут для него вместо игрушек. Перед Ильей был враг. Враг, которого нужно убить, пока он маленький, иначе он вырастет и тогда убьет его…

Илья, преодолевая ужас, схватил Петрушку за голову.

— Ты не будешь убивать людей моими руками! Проклятый! — прокричал вне себя Илья прямо в злое лицо куклы.

Размахнувшись, он швырнул куклу в огонь… Языки пламени, обрадовавшись новому корму, обхватили Петрушку со всех сторон. Его злое лицо, повернутое в комнату, медленно искажалось, плыло и в игравших и пляшущих вокруг него языках пламени казалось ожившим… Да, ожившим! Вот лицо Петрушки исказил ужас, потом боль… Маленький человечек, уже охваченный пламенем, потянул из речи свою крохотную ручонку с мольбой о помощи, слезинка блеснула на щеке…

— Ты больше не будешь убивать людей. Я победил тебя… — проговорил Илья, борясь с желанием протянуть в огонь руку, на помощь маленькому человеку.

Лицо Петрушки исказилось, превратившись в мерзкую маску, голова вдруг лопнула, и оттуда высыпалось что-то мелкое, похожее на черных сухих жуков, но разбежаться они не успели, их пожирало пламя.

— Я победил тебя, — повторил Илья.

— Петр-рушка не пр-ростит тебя! Петр-рушка никого не пр-рощает…

Боже! Это был его голос! Это был голос Петрушки!!

Дыхание замерло, Илья медленно повернулся.

Девочка, у которой Илья вырвал куклу, зло с ненавистью смотрела в его глаза.

— Петр-рушка не пр-ростит!..

Сергей Ковалев

Заклинание сорок пятого калибра

2003 год, где-то по дороге в Иркутск

Мне повезло. За мгновение до смерти я был абсолютно счастлив.

Для мира, в котором счастье — вообще редкий гость, получить такой подарок судьбы перед смертью — уникальное везение.

Ночь стремительной рекой проносилась мимо, обтекая крохотную желтую точку — свет от фары моего мотоцикла. Двигатель рокотал мерно и мощно, глушители выправляли звук, насыщая его благородным низким тембром. Если открутить ручку газа сильнее, рокот перерастет в рев, слышимый за десятки километров. А мотоцикл превратится в разрывающий ночь раскаленный болид.

Но я не стану этого делать.

Во-первых, скорость и без того приличная. Восемьдесят километров в час по незнакомой дороге, да еще и ночью — предел комфортной езды для меня. Не люблю, как говорит один мой приятель, нюхать, «чем пахнет адреналин».

Во-вторых, ночное шоссе, прорезающее тайгу, луна в небе, сияющем звездной паутиной, наполненный запахом тайги ветер — я ведь ради этого и отправился в путь. А вовсе не ради того, чтобы пролететь на одном дыхании отрезок дороги между двумя пропахшими дешевым пивом и хлоркой гостиницами в двух одинаковых городках.

Есть такая древняя шутка, что молодые байкеры едут, чтобы доехать, а старые — чтобы ехать. Я не считаю себя старым, но сажусь на мотоцикл, чтобы просто ехать. Видать, кто-то из моих предков был кочевником, вот и не дают мне покоя гены древних номадов. По-настоящему я живу только в дороге. На самом деле это хреново, потому как получается всего месяц настоящей жизни против почти целого года тягостного существования в утробе мегаполиса. Но после этих тупых офисных дней, похожих один на другой, как ночные кошмары, грязных серых улиц, забитых вечными пробками, я целый месяц живу так, как хочу. В дороге. Один.

Раньше я ездил со спутниками. Так казалось веселей. И с девушками на заднем сиденье — это казалось романтичным. Но чем дальше, тем отчетливее я стал понимать, что независимость от других мне дороже самой хорошей компании.

В последнее время знакомые укоряют меня, что я, мол, не люблю людей.

Это не так. Я люблю людей, потому и стараюсь держаться от них подальше. Как-то так выходит, что любить людей у меня получается только на расстоянии.

Впрочем, большинство сверстников, составлявших мне раньше компанию, сами постепенно растворились в быте. Остепенились, вплотную озаботились карьерой. Вчерашние без башенные парни стали благопристойными отцами семейств, а озорные девчонки нашли себе мужей и превратились в добропорядочных до сведенных скул матрон. Мои вчерашние товарищи пересели с мотоциклов в более комфортные и безопасные автомобили. Теперь им жалко тратить отпуск на бесцельную поездку, они охотнее проведут время, поджаривая тело на пляже или шашлык на даче. Конечно, на их место пришло новое поколение мотоциклистов, но оно — именно новое. Не мое. Молодым парням и девчонкам на блестящих пластиком спортивных мотоциклах нечего делать на пыльных раздолбанных дорогах между городами, названия которых вылетают у меня из головы раньше, чем я их покидаю…

Я не жалею об этом. Одиночество тяготит, когда его слишком много. В современном большом городе одиночество — роскошь. Там мне ежедневно приходится общаться с десятками людей, хочу я этого или нет. Никого не интересует, могу ли я еще терпеть тупоголового клиента, в сотый раз переправляющего «Наш лучший товар» на «Лучший наш товар» и обратно, или уже готов перегрызть ему горло. Если бы не этот месяц одиночества, я бы, наверное, стал серийным убийцей!

Но сейчас — да, сейчас и еще целых две недели! — я был один на ночном шоссе и чувствовал себя абсолютно счастливым.

Лес вокруг сгустился, обступил дорогу. Запахло листвой, прелой древесной корой.

Я сбросил скорость до шестидесяти и плавно вошел в поворот. В свете фары асфальт показался белым.

Показался?

Возможно, белое каменное крошево оставил за собой самосвал, когда его тряхнуло на повороте, или просто нанесло ветром — кто знает? Колеса скользят по крошке, словно по воде. Мотоцикл сносит влево…

Есть! Удержал!

Внезапно оказываюсь в фокусе чужих фар…

Время замедлилось. Я словно со стороны увидел себя слившимся с продолжающим скользить на встречную полосу мотоциклом. И огромную фуру, неумолимо наплывающую из-за поворота. Растерянное лицо дальнобойщика за лобовым стеклом. Еще бы ему не растеряться! Пустое шоссе на многие десятки километров. За всю ночь я встретил едва ли пять-шесть машин. И мой невольный убийца тоже не ожидал подобной встречи на ночной дороге. Еще успела мелькнуть мысль — какое нелепое, совершенно идиотское совпадение!

Время обрело свой привычный темп.

Визг тормозов.

Удар.

Мгновенная боль, которая, впрочем, тут же исчезла. Ощущение полета.

Еще удар. Мелькают свет и темнота…

Потом мир вокруг меня перестал вращаться.

Я увидел над собой звездное небо в обрамлении черных верхушек деревьев. По краям эту картину охватывала причудливая ломаная рамка в сетке мутных трещин. Через некоторое время я догадался, что это торчат осколки визира на моем шлеме.

Послышались торопливые шаги. Небо заслонили два силуэта.

— Эй… эй, паря! Ты как?

Я попытался ответить, но никак не мог собраться с мыслями. Как я? Откуда мне знать? Вроде жив… Пока я размышлял над этим, за меня ответил второй дальнобойщик:

— Дурак, что ли? Нашел, что спросить! Сам не видишь?!

— Эй…

— Не трогай его! Пошли… Поехали отсюда!

— Ты чего?! Надо это…

— Что — «это»? Я не хочу сидеть из-за какого-то придурка!