Совсем рядом раздался воинственный крик, что-то длинное мелькнуло в воздухе, и повелитель отшатнулся, сделав несколько шагов назад. Из середины его груди торчало древко копья. Эстрахари яростно взревел, сделал шаг вперед, и в тот же момент еще три копья ударили его в грудь. Наверное, нападавшие решили, что даже повелителю не выдержать таких ран, – зал наполнился черными, лоснящимися от пота людьми в боевой раскраске. И тогда Эстрахари показал истинную силу повелителей. Он выдернул копья одно за другим, словно это были просто шипы акации, и, не обращая внимания на развороченную грудь, бросился в атаку. Он двигался с такой скоростью, что казалось, просто исчезал и появлялся в новом месте, обозначая свое продвижение гейзерами крови и падающими телами. Но нападавших, похоже, скорость и сила повелителя не застали врасплох. Каким бы ловким и быстрым ни был повелитель, на его неприятно-бледной коже появлялось все больше ран, потом удачный удар меча отсек ему правую руку. Почти в тот же момент один из корчащихся на полу воинов изловчился и схватил повелителя за ногу, повиснув на ней живой колодкой. Эстрахари ударил его второй ногой, пробив грудную клетку, но затратил на это пару мгновений, и уже все оставшиеся на ногах воины набросились на повелителя, нанося удар за ударом. Еще несколько человек упали, но остальные били и били, не останавливаясь, даже когда Эстрахари перестал шевелиться. И остановились, лишь окончательно обессилев.

– Все, – захлебываясь воздухом, прохрипел один из воинов, гигант, покрытый кровью с головы до ног, так что его черная кожа стала красной. – Этот был последним. Все кончено…

Раздалось несколько вялых боевых выкриков – люди настолько вымотались, что не было сил радоваться победе. Один из воинов подошел к алтарю и перерезал веревки, державшие Агату. Она села, потрясенно глядя на то, что осталось от Эстрахари. Да, они тоже собирались взбунтоваться против повелителей, но никогда в их планах не было ничего смелее бегства. А эти люди говорят, что перебили всех повелителей! Агата подняла взгляд на освободившего ее мужчину:

– Вы их всех убили? Этого не может быть!

– Это было непросто, – кивнул гигант, объявивший победу. – Погибло много наших родичей. Прихвостни демонов сражались отчаянно. А сами демоны сражались… ну… как демоны. Каждый убил по два десятка воинов, прежде чем сдох. Но это славная смерть для воина – погибнуть в таком бою!

– Прихвостни…

Гигант ухмыльнулся, неправильно истолковав ужас на ее лице.

– Не бойся! Мы перебили их всех. Они привыкли нападать на деревни и маленькие города, разжирели и разучились воевать! Мы обошли много деревень и городов, которые они разоряли, собрали столько воинов, сколько звезд на небе, окружили этот проклятый город и шли к его сердцу, по дороге убивая всех. Никто не ушел! Никого не осталось от демонов и их слуг, и племя их некому будет продолжить!

Его поддержали уже гораздо оживленнее. Воины приходили в себя после боя. И все больше заинтересованных взглядов останавливалось на обнаженной женщине. Прошедшие годы и рождение детей, казалось, не оставили на Агате заметного следа, она была все такой же стройной и ясноглазой. Агата, несмотря на горе, охватившее ее при вести о гибели близких, почувствовала, как возвращается страх. Она скорчилась на алтаре, плотно обхватив ноги руками, оставляя на обзор горящим глазам мужчин как можно меньше тела.

– А ты сама-то из какого племени? – спросил гигант.

– Из племени? Я… не знаю. Мы называли себя просто «люди».

– Похоже, она из какой-то совсем маленькой деревни, – предположил один из воинов. – Из тех, что демоны вырезали до последнего человека.

– Значит, родственников в нашем войске у тебя нет, – заключил гигант и уже без опаски погладил спину Агаты. – И вообще нигде нет. Это хорошо. Мы все после боя нуждаемся в женской ласке…

В Агате словно сломалась какая-то тоненькая дощечка. И как оказалось, эта дощечка сдерживала стремительный поток, устремившийся вовне. Гиганта отбросило к стене с такой силой, что он, ударившись о камень, рухнул без чувств. Ближних воинов тоже отбросило назад, опрокидывая на стоящих позади них соратников. Агата встала, сошла с алтаря и возложила на него руку. Откуда-то, она и сама не знала откуда, пришло понимание того, что нужно сделать. Каменный блок оглушительно хрустнул и развалился на куски.

– Кто-нибудь еще хочет, чтобы я его приласкала? – незнакомым надменным тоном спросила Агата.

– Нгомбо! – произнес кто-то.

– Нгомбо! Нгомбо! Нгомбо!

Воины попадали на колени и уткнулись головами в пол, принимая позу полного подчинения. Агата обвела склоненные спины рассеянным взглядом и заметила нож, которым повелитель собирался вырезать ей сердце. Теперь она отчетливо видела исходящую от него силу. Агата взяла нож в руки и подошла к растерзанному телу Эстрахари. Тот затаился, но Агата чувствовала, что он, несмотря на ужасающие раны, еще жив.

– Ты хочешь довести жертвоприношение до конца? – спросила она Эстрахари. – Чувствую, что уже не хочешь. Значит, я сама все закончу.

Глава четвертая

Человек – весьма странное существо.

Вот, допустим, в вашей жизни присутствует нечто вызывающее небольшой, но постоянный дискомфорт. Например, чтобы открыть входную дверь, приходится ее сначала плотно прижимать к косяку, иначе ключ в замке не поворачивается. Или, чтобы вскипятить воду в старом электрочайнике, нужно обязательно положить на него толстый книжный том, чтобы прижать разболтавшийся выключатель.

И вот однажды вы собираете волю в кулак и делаете то, что так долго ленились сделать, – чините дверь. И покупаете новый чайник. А через некоторое время с удивлением обнаруживаете, что вам стало не хватать тех самых ненужных раздражающих мелочей. Серьезно – не хватать!

Не так уж давно в нашей конторе обитает чжуполун, но уже выдрессировал нас не хуже цирковых хомячков. Я, например, уже привычно поднимаю ногу, чтобы принять удар панциря на подошву и слегка притормозить разогнавшегося свинодракона. Алекс, будучи куда более ловким и гибким, столь же привычно изображает тореадора, позволяя Ми-ми пронестись мимо, и оставляет того недоуменно топтаться в узком коридоре. Женька… ну Женька так редко покидает контору, что никаких специальных привычек еще не приобрела. Не скажу, что необходимость совершать эти дополнительные телодвижения так уж сильно раздражает, но и приятной я бы ее не назвал. Особенно когда все-таки забываешь про Ми-ми и примерно сто килограммов жизнерадостной свинины наносит сокрушительный удар панцирем в область коленей. Тем не менее… никто в этот раз не набросился на меня в прихожей с радостным хрюканьем. Нет, не то чтобы мне этого действительно так уж не хватало, но – насторожило.

Я опустил поднятую для пинка ногу и вошел в приемную.

Открывшаяся картина встревожила меня еще сильнее.

Вопреки привычке Женька сидела не на моем столе, а на диване. Я безуспешно добивался этого почти месяц и, по идее, должен был обрадоваться. Увы, поменять локацию Женька решила вовсе не потому, что признала справедливость моих требований. На диване лежал Ми-ми и тихо, жалобно похрюкивал. Женька пристроилась рядом, гладила чжуполуна по холке, почесывала за ушами и лишь краем глаза следила за происходящим на экране ноутбука.

Когда-то давно, можно сказать в прошлой жизни, я служил в одном артиллерийском полку, благополучно затерявшемся в подмосковных лесах, из-за чего нравы в нем царили чуть более простые и демократичные, чем это принято. Как-то при инструктаже перед дежурством по штабу командир роты выдал такую сентенцию: «Если увидишь бегущего по расположению части командира полка, это еще ничего не значит. Даже если бежать будет генерал, – вещал майор, – тоже, в общем, фигня. А вот если увидишь, что бежит наш начальник склада, прапорщик Ежиков, точно случилось что-то страшное. Или едет проверка из штаба округа, или война началась».