– Дай-ка еще закурить.

Илья угостил охранника сигаретой.

– Ну, мне пора. Папку еще надо отнести.

Бледный Илья поднялся на ослабшие ноги.

– Ну, давай, Колян. Надеюсь, еще увидимся. У тебя когда смена кончается? – он протянул Илье руку и задержал ее в своей.

– Илья на все три смены, – ответил за него Кирилл.

Миша засмеялся, оценив шутку.

– Ну, давай. Экологию надо беречь, запомни.

Кирилл тоже протянул руку, прощаясь. Илья не верил своим глазам. Значит, его так и не раскололи. Господи! Какое счастье! Господи! Он не верил в это до последнего момента. Илья пожал протянутую руку, нетвердым шагом, съежившись и прижимая к боку папку со своим досье, двинулся по аллее. Он ощущал спиной, что на него смотрят, или это только казалось тридцать раз вспотевшему за время разговора Илье. Он уходил по аллее, меряя расстояние световыми пятнами: одно пятно, второе, третье…

"Слава Богу! – билось в его голове.-Слава Богу!.. Неужели ушел?.. Неужели?! А куда же теперь?.."

Илья осматривался по сторонам, озирая спящие корпуса больницы. Он испытывал чувство восторга с каждым шагом, отдаляющим его от скамейки, восторг охватывал его все сильнее и… И когда он думал, что опасность позади, позади раздались торопливые шаги.

– Эй, Илюха, погоди, – его догнал Кирилл. – Ты на какое, на шестое отделение?

Илья кивнул растерянно.

– Так пойдем вместе, мне туда же. Я вот сейчас на воздухе с Мишей посидел, нет, чувствую – нужно к психам своим возвращаться. Смотрю, ты к своим пошел, я тоже, думаю, к своим пойду.

"Вот увязался, гнус… – подумал Илья. – Как от него избавиться?"

– А это у тебя что за папка-то?

– Да так, – махнул ею Илья, перекладывая в другую руку, подальше от глаз Кирилла. – Фиг его знает. Велели принести.

– А-а-а… – протянул Кирилл.-Там тебя на отделении-то, небось, заждались?

– Да нет, не думаю.

"Сейчас зайдем в темный уголок, дам ему по горлу…" – подумал Илья, выглядывая место потемнее.

Но Кирилл как будто читал мысли Ильи. Он все время находился в положении недосягаемости, так что Илье ударить было не с руки, тем более одна из рук у него была занята его личным делом.

– Вот сюда. Проходи, дорогой! – пропустил его вперед Кирилл, снова оставляя свою спину далеко за спиной Ильи, и потому защищенной. – На первом, на первом этаже отделение, – с улыбочкой ласково направлял Кирилл. – Не освоился здесь еще?..

Илья шел в том направлении, куда гнал его Кирилл. Он шел, словно бык на бойню. Он уже догадался, но все же была надежда, что это не игра в дурака, где за дурака он сам, не фарс…

Дверь отделения была приотворена. Рухнула последняя надежда. Илья задрожал всем телом и, не произнеся ни звука, сжав зубы, изо всех сил рванул вверх по лестнице…

Это был отчаянный рывок по единственному свободному пути. Папка с его личным делом раскрылась, и десятки исписанных, напечатанных на машинке листков, фотографий полетели в разные стороны. Но Илья не выпускал папку, и листки все вылетали и вылетали из нее, пока Илья бежал вверх… Но Кирилл, вероятно, ожидавший от него нечто подобное, кинулся вслед за Ильей через три ступени, топча бумаги из личного дела Ильи…

Он нагнал его на следующей площадке и без лишних уговоров и слов ударил ребром ладони по плечу, словно бы по-дружески, мол, куда так разогнался. Но от этого "дружеского" удара Илья остановил свой борзый бег и, на мгновение замерев, вдруг повалился назад на подставленные как раз для этого руки Кирилла.

Глава 4

КОЙКА БРИГАДИРА

Лица докторов в белом квадрате. Они смотрят сверху, с небес, поблескивают стекла очков… Стекла очков, как две лужицы, в которые хочется посмотреться, но видишь только то, что на дне лужиц… А на дне лужиц глаза, и они смотрят… Они смотрят так давно.

– Кажется, он пришел в себя…

Голос, многократно повторяющийся эхом, словно говорят в большую трубу, и звук крутится в этой трубе, повторяясь тысячекратно, как-ка-а-же-же-же-тся.., вибрируя и ускоряясь до немыслимой скорости, – слов не разобрать, доходит только смысл.

– Да, похоже, пришел. Но это ненадолго.

Как через огромную трубу, бу-бу-бу… до невозможности замедляясь, меняя тональности… потом постепенно ускоряясь снова, волнами.

– Так что? Перевести его в первую палату?..

– Думаю, что да – ему уже не выправиться… Не выправиться… не выправиться… не выправиться… тся… ся…

Потом в квадрате появилось лицо какого-то человека с густыми насупленными бровями, кого-то знакомого, но никак невозможно вспомнить, кто это. Неопознанный человек говорил что-то, но слов было не разобрать. Потом квадрат выключился, потух. И снова тьма, тьма надолго…

Сознание включалось только на короткое время, и Илья приходил в себя то когда его медленно вели по коридору в туалет, то когда его кормили с ложечки кашей, но, вдруг вспыхнув, все гасло. Потом опять вспыхивало неизвестно через какой промежуток времени, также ненадолго, чтобы снова погаснуть, будто кто-то баловался с тумблером сознания: включит – выключит, включит – выключит…

И всегда он видел перед собой одного человека. Это он бережно вел Илью в туалет, он кормил с ложки, он… Но кто этот человек, Илья не мог вспомнить, да и слишком коротки были вспышки сознания. Остальное время Илья находился в неконтролируемом пространстве безумия. Там происходили удивительные вещи, но Илья стремился выбраться оттуда в реальный мир, туда, где он может распоряжаться обстоятельствами.

– Ну вот и хорошо. Вот и умница. Выпей еще глоточек…

Илья полулежал в больничной палате, на его кровати сидел тот самый густобровый человек и поил его из железной кружки.

– Вот, еще-е глоточек. Тебе много пить нужно, – говорил он, наклоняя кружку как маленькому. – Чтобы гадость всякая побыстрее из организма…

Илья замотал головой.

– Ну, не хочешь больше?..

– Что… это… – проговорил Илья, даже не понимая, что говорит.

Его голос показался чужим, незнакомым, но больше всего поразило Илью, что он может произносить звуки, говорить даже осмысленные вещи.

– Что это? – повторил он более складно.

Не только его одного поразила эта способность говорить, но и поившего его человека – человек так и замер с кружкой в руке, глядя на Илью широко открытыми глазами. Потом, очухавшись от потрясения, поставил кружку на тумбочку.

– Ты понимаешь меня, Илья?

– Да… понимаю, – не сразу ответил он. – Но голова…

– Что? Голова болит?

– Нет, кружится…

– Ну, слава Богу, – вздохнул человек. – Ты, кажется, начал приходить в себя, я-то уж не надеялся…

Где Илья мог видеть этого человека прежде?

– А что со мной было?

– Эти мерзавцы, – приблизив лицо к лицу Ильи, он заговорил тише, – эти мерзавцы кололи тебя ужасными лекарствами, от которых помутился твой рассудок… – Он вдруг смолк и, подождав, когда мимо кровати пройдет случайный сумасшедший, продолжал: – Ты совершил побег из больницы, но тебя поймали. Ты помнишь это?

Илья потер лоб.

– Кажется, нет… хотя…

Рука его не обнаружила на голове волос. Он снова погладил голову – ладонь нащупала коротенькую, едва отросшую поросль.

– Меня обрили наголо? – спросил он.

– Так приказал завотделением. Потом тебя привязали к кровати и вводили какое-то ужасное лекарство. Ты жутко кричал, у тебя поднялась очень высокая температура. Думали даже, что ты умрешь. Но все обошлось. А потом у тебя стало что-то происходить с головой. Доктор твой перепугался ужасно – все уколы делать перестал, и больше тебя в процедурную не забирали. Но тебе с каждым днем становилось все хуже. А потом решили, что в мозгу у тебя произошел необратимый процесс и хотели перевести в первую палату. Но я попросил, чтобы тебя оставили и разрешили мне попробовать тебя выходить. И мне разрешили. Конечно, они, гады, разрешили мне не из человеколюбия. Они надеются, что ты им что-то там вспомнишь.