Но сама я не спешила ложиться. Взяв телефон, я ушла на кухню, закрыв за собой дверь, чтобы не разбудить сестру. Номер я набирала по памяти, правда над последней цифрой пришлось подумать. Да, давненько я не звонила домой! Ой, как неудобно!

Я уже отчаялась, что кто-то подойдёт (вообще-то время было весьма позднее), когда, наконец, сняли трубку.

— Да? — раздался такой знакомый, такой родной голос.

— Здравствуй мама, это я.

— Эля, доченька! Как я рада, что ты позвонила! — из голоса моментально исчезла вся заспанность.

— Я тоже рада тебя слышать. Как вы там с папой?

— Да ничего. Хочешь с ним поговорить?

— Как-нибудь в другой раз. Я, собственно, почему звоню: Тина у меня.

— Ну, слава Богу! Нашлась! — облегчённо вздохнула в трубку мама. — Мы тут с отцом с ног сбились, разыскивая её!

— Мне она сказала, что оставила записку.

— Оставила, но когда мы её прочитали, только хуже стало. Там толком и не объяснялось, куда она направилась.

— Но почему она уехала? Ведь Тина всегда была такой спокойной девочкой, в ней практически не было авантюризма. А эта выходка — побег из дома, слишком, даже для подросткового переходного возраста. Да и она, вроде, вышла из него, — поделилась я своими соображениями.

— Я сама не понимаю, что с ней. Этим летом Тину просто подменили! — обеспокоено проговорила мама, — С ней что-то происходит, она стала замкнутой, иногда даже резкой. Я не раз пыталась с ней поговорить, но она не желает ни о чем слушать. Я очень за неё волнуюсь!

— Есть из-за чего, — согласилась я, прикидывая в уме, что же могло случиться с сестрой.

— Может, она влюбилась неудачно или ещё что… — продолжала мама, — Но она не подпускает к себе!

При этих словах в голову мне закралась мысль, что, видимо, привычка переживать своё горе в одиночестве у нас наследственное. Что же с ней произошло?

— К тому же скоро начало занятий в университете, — вернул меня к реальности голос матери. — Она совсем не думает о будущем!

— Ничего, все образуется.

— Конечно, ведь она нашлась! Посади её в первый же автобус, пусть едет домой. Мы её ждём.

— Не думаю, что это правильное решение. Лучше пусть пока поживёт у меня. Может, это пойдёт ей на пользу.

— Что может быть лучше родного дома? — возразила мама. — Хотя, я уже ничего не понимаю! Возможно, ты и права…

— Вот и договорились, — поспешно ответила я. Конечно, мама самый дорогой мне человек, но мне не хотелось ей объяснять, что родной дом иногда превращается в тюрьму, клетку. Так было когда-то со мной, и никакое участие близких не могло этого изменить.

— Но ты уверена, что она тебя не стеснит? Ведь у тебя своя жизнь…

— Не стеснит. Все нормально.

— Ну, хорошо. Спасибо, что позвонила, сказала о Тине.

— Я же знала, что вы волнуетесь. Как же иначе?

— Да, конечно, — в словах матери чувствовалась какая-то недосказанность. Возможно, она все ещё упрекала меня, что я уехала тогда, или даже винила себя, но у меня не было никакого желания возобновлять этот старый разговор. Но, видно, некоторых неприятных тем было не избежать, так как мама спросила, — А как ты сама?

— Нормально.

— Нормально и все?

— А что ещё?

— Как твоя работа? Ты о ней почти ничего не рассказываешь.

— А что рассказывать? Все хорошо, даже отлично. Жаловаться не на что.

— А помимо работы? У тебя не появился кавалер?

— Мама!

— Тебе двадцать пять, и вполне логично уже задуматься о семье. Почти все твои одноклассницы уже повыскакивали замуж, — та-а-ак, начались тонкие намёки на толстые обстоятельства. Как всегда!

— Что мне до них? Если бы все они попрыгали с моста, ты бы тоже посоветовала мне это сделать? — парировала я.

— Но я же совсем не это имела в виду! Как же с тобой порой не легко!

— Мне об этом говорили.

— Нельзя же так! Ты бы, наверняка, помягчела, если бы у тебя появился молодой человек.

Хм, интересная мысль! Но не думаю. Вслух же я сказала:

— Все, мам! Хватит. Пусть каждый из нас останется при своих. Закрыли эту тему!

— Ну, хорошо. И все-таки…

— Мама!

— Ладно-ладно! Господи, как же давно я тебя не видела! Может, приедешь домой как-нибудь? — она спросила это таким голосом, что у меня невольно сердце защемило. Все-таки у наших родителей есть ниточки, с помощью которых они могут на нас влиять. Поэтому я сказала:

— Ты же знаешь, что у меня работа. Но я постараюсь, может, удастся вырваться в Рождество…

— Это было бы замечательно!

— Но это не точно, — поспешила добавить я.

— Конечно. Ну ладно, наверно, пора прощаться. Поздно уже. Тебе тоже нужно хоть немного поспать.

— О, не беспокойся обо мне!

— Как же иначе! — мне не нужно было видеть её лица, чтобы знать, что она улыбается. — Доброй ночи. Позаботься о Тине.

— Конечно. Доброй ночи.

Я повесила трубку и сгребла телефон в охапку. Да, надо было идти спать. Глаза слипались. Вдруг раздался какой-то слабый шум. Я обернулась. Дверь в кухню тихонько приоткрылась, и в образовавшуюся щель осторожно протиснулась Миу. Тёмной тенью вспрыгнув на стол, она замерла передо мной, выжидая.

Посмотрев в её глаза, я сказала:

— Похоже, тебе придётся некоторое время притворяться обычной кошкой.

Она согласно кивнула, потом промурлыкала:

— А тебе — обычным человеком.

— Верно. Ладно, идём спать. Поздно уже.

Когда я вернулась в спальню, Тина по-прежнему мирно посапывала, свернувшись калачиком. Иногда во сне её лицо хмурилось, но вскоре вновь становилось безмятежным. Сейчас ей можно было дать от силы четырнадцать.

Глядя на спящую сестру, я подумала, что отправить её домой с первым же автобусом, может, и было бы проще, но я не могла так поступить. Это казалось сродни предательству. Она приехала ко мне, ища поддержки, а может и помощи, и я обязана ей помочь. В конце-концов я же её старшая сестра.

Тихо поставив телефон на его законное место, я забралась в кровать. Наверно, я заснула сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Да, странный был день.

Проснулась я от какого-то странного ощущения. Что-то было не так. Повернув голову, я поняла, что именно. Я была не одна в постели. Рядом спала Тина. Её волосы разметались по подушке, а левая рука обвивала мою талию. Сама невинность.

Скосив глаза на часы, я увидела, что уже без малого полдень. Надо было вставать. Я попыталась выбраться из постели, не потревожив сестру, но стоило моим ногам коснуться пола, как я спиной почувствовала, что она проснулась. Обернувшись, я столкнулась с её заспанным, и оттого немного рассеянным взглядом.

— Доброе утро, — улыбнулась я ей.

— Доброе утро, — Тина села, потянувшись.

— Как спалось?

— Замечательно! А сколько сейчас времени?

— Да практически полдень.

— Ух ты! А ты на работу не опоздаешь?

— Нет, не беспокойся. Мне к шести, не раньше.

— И что у тебя за работа такая?

— Какая есть, я не жалуюсь, — я не особо распространялась в семье о том, что являюсь совладелицей ночного клуба. Мои родители старой формации. Для них ночной клуб где-то равен борделю, так зачем огорчать? Пусть думают, что у меня просто своё дело. — Ладно, ты пока можешь поваляться, а я в душ. Если что — стучи.

— Хорошо.

Душ! Душ! Душ! Без него я не проснусь — проверено годами. Раньше, когда я только начинала работать в клубе, мне по утрам, чтобы разлепить глаза, приходилось стоять чуть ли не под ледяной водой. Сейчас все гораздо менее радикально. Больше я так над собой не издеваюсь.

Стоя перед зеркалом в ванной в одних трусах и спортивном лифчике (вся остальная одежда ждала меня за пределами ванной), я как раз сушила волосы феном, когда услышала лёгкий стук в дверь.

— Входи, разрешила я.

Тина вошла, сжимая в руке зубную щётку, словно знамя. На ней все ещё была моя пижама.

— Я услышала фен, и решила, что ванна уже свободна.

— Да, можешь умыться.

Она подошла к раковине и включила воду, а я продолжила сушить волосы — иначе у меня на голове будет подобие ёршика — до такого экстрима я ещё не дошла. Наконец, я выключила фен. Тина закончила с умывание и уже вытиралась, но вдруг застыла, как вкопанная, с полотенцем в руках. Потом осторожно обошла меня вокруг. Единственное, что она произнесла, было: